Обидно сознавать, что ты чего-то не можешь. И даже не в смысле ╚стать космонавтом╩, а вполне прозаически ≈ что тебе чего-то ╚нельзя╩, хотя бы и временно. Причем в такой узкой и прозаической сфере, как повседневная еда. Вот, например, человек, у которого болят зубы, ≈ с каким содроганием смотрит он по телевизору рекламу, где керамическому зайцу звонко стучат по зубам! Не дано ему и грызть сочные хрящики, и хрустеть... чем там, боже мой, они хрустят?.. А чего стоит сникерс на голодный желудок! Или же вдруг ты, читатель, не просто гражданин, а кормящая мать: с завистью глядишь ты на клубнику и шоколад, мечтая о счастливой поре, когда даже и поедаемые тобой мандарины не будут расцвечивать яркими красками щечки твоего дитяти. Аллергия, как и некоторые другие болезни, вообще делит людей на свободных и несвободных.
Это, так сказать, вынужденная несвобода, от которой, покуда мы привязаны к бренному телу (чем больше болезней ≈ тем больше и привязаны), никуда не денешься. Но и самые свободные здоровяки и выпивохи все-таки, при ближайшем рассмотрении, никогда не пользуются своей гастрономической свободой на всю катушку. Отчасти из-за узости личных пристрастий к каким-нибудь пельменям под водочку, отчасти потому, что детские эксперименты с поеданием мыла, пуговиц и стручков акации убедили их в справедливости советов старших.
Старшие советовали есть только то, что подают в тарелке или, в крайнем случае, что растет на определенного вида деревьях и кустах. А в тарелке встречается сравнительно немногое. Сравнительно с чем? Да со всем тем, что, в принципе, могло бы оказаться съедобным. Вот в блокаду в Ленинграде публиковали брошюры, из которых следовало, что многие растения, о съедобности которых мы и не подозревали, на поверку могут использоваться в пищу. Ассортимент неядовитого и возможного для еды весьма обширен ≈ сюда входят и разнообразные насекомые, и какая-нибудь подтухшая рыба. Из этих потенциальных источников белков и углеводов каждая культура выбирает себе довольно ограниченный набор, объявляя остальное несъедобным (например, свинину), а съедобному предписывая способы приготовления. За долгие годы организмы приспосабливаются настолько, что от ╚несъедобного╩ может и вправду случиться несварение (поэтому китайцы не пьют молока).
Отдельные группы граждан могут из принципа отказываться даже от чего-то такого, что мило сердцам и желудкам их сограждан. Отказники на этом основании собой тайно гордятся: экие мы, например, вегетарианцы-сыроеды. Или вот ≈ из религиозного усердия можно посадить себя на хлеб и воду, пусть и не навсегда. Принципиальность вообще по большей части заключается в немотивированном ≈ на посторонний взгляд ≈ лишении себя (хуже того ≈ иногда и других тоже!) тех или иных удовольствий. Оправданием служит тезис: это якобы вовсе не удовольствие, а вред (или грех).
Однако большинство населения все-таки обедает не для того, чтобы совершить благое деяние или принести пользу своему организму, и даже не для вкушения утонченных произведений кулинарного искусства (на то существуют обеды праздничные), а просто чтобы заполнить пустоту в желудке. Тут-то, в повседневном содержании тарелок, и становятся местами заметны растущее благосостояние и прогресс в области общепита. Судите сами. Если раньше пироги с начинкой, селедка под шубой, студень и, скажем, салат ╚Столичный╩ (он же ╚Оливье╩) были приметами застолья особенного, по какому-нибудь поводу, то теперь мы едим их ╚просто так╩: все это можно купить в магазине чуть ли не 24 часа в сутки.
Похоже, что отличие праздничной еды от повседневной всегда заключалось в количестве и качестве усилий, затраченных на обработку и преобразование даров природы по пути на стол. Ныне человек состоятельный может переложить усилия на повара и приобрести когда-то праздничный продукт в готовом виде, полакомиться деликатесом в рабочий полдень. А в праздник ≈ свято место пусто не бывает ≈ поэкспериментировать со своим цивилизованным желудком, попробовать дойти до границ съедобного: употребить внутрь что-нибудь заморское и экзотичное. Впрочем, все это отнюдь не исключает традиционного сопровождения чуть ли не всякой еды хлебом (с маслом), употребления колбасы в качестве закуски, особенно на завтрак, и обильного питья чая несколько раз в день.
Едва ли возможно одним росчерком пера проникнуть в особенности отечественной кухни, но сразу вспоминаются два аппетитных русских глагола, с трудом переводимых на другие языки: ╚запивать╩ и ╚закусывать╩. От чего зависит аппетитность? Разобравшись в этом вопросе, пытливый ум, склонный к самоанализу, выяснит о себе самом массу интересных подробностей. Начиная с того, что ему ╚нельзя╩ всего, чего так хочется, ≈ а то, что ╚можно╩ и всегда под рукой, уже навязло в зубах.
Илья УТЕХИН