Антропология повседневности:═(Пре)исподняя эпохи: белая, розовая, голубая

Уже сейчас понятно, что открывшаяся в первой половине ноября в Невской куртине Петропавловской крепости экспозиция ╚Память тела. Белье тоталитарной эпохи╩ станет одним из самых заметных событий выставочного сезона. Ее смело можно назвать ╚междисциплинарной╩: представленный предмет ≈ сфера ведения не только (и даже не столько) историков костюма, но и ╚просто╩ историков, социологов, филологов, этнологов, философов. Поэтому мы, уже познакомив вас с мнением о ╚Памяти тела╩ искусствоведа (╚ПЧП╩ ╧ 45), теперь представляем точку зрения доцента факультета этнологии Европейского университета Ильи Утехина.

Отчего нам так интересно нижнее белье? Настолько, чтобы в промозглый день отправиться в одно из насквозь продуваемых ветрами мест Петербурга и там, в помещении, примыкающем к бывшему узилищу, соединиться с ощутительного размера толпой сограждан ≈ и вместе с ними обнаружить, например, что придется подождать, пока не поднесут очередную порцию входных билетов. Нетерпеливы нескромные взгляды необилеченных, которым служительница преграждает путь, до поры не разрешая приступить к дисциплинированному и культурному проведению досуга.

Исподнее, выставляемое на всеобщее досужее обозрение, принадлежит не отдельному гражданину или гражданке. Оно принадлежит целой эпохе, за которой теперь уже не нужно подсматривать в щелочку купальни или замочную скважину: эпоха лежит перед нами, распростертая на препарационном столе исторической дистанции и готовая к анатомированию. Ближний конец этой дистанции затрагивает нас лично, мы его помним разными видами памяти. Вот, например, память тела. Удивительно осознавать общность этой памяти: улыбаться и качать головой ≈ ведь было, было. И замечать, что люди вокруг тоже улыбаются и качают головой. За исключением, конечно, иностранцев и подростков.

Важное следствие музейной и исторической дистанции, а также обезличенности развешенных и изображенных ╚выставочных рам наготы╩ ≈ то, что белье, по-видимому, чистое. Его связь с телами вроде бы и очевидна, но сугубо виртуальна: внутрь него требуется помещать некое воображаемое тело, осуществлять мысленную примерку ≈ да вот хотя бы на себя самого. Но что в жизни человек, в музее ≈ манекен, кукла. Тело же, ставшее объектом, содержит неизбежный парадокс: телесный опыт по определению субъективен.

Вот это постоянное натяжение между личным и общественным, столкновение субъекта с культурными формами, отливающими его, субъекта, тело и душу по готовым образцам, и оказывается основным содержанием зрелища. Каждому из нас суждено пройти приучение к горшку, одевание в яслях и детском саду, раздевалку в физкультурном зале школы, дефлорацию, наконец. В один прекрасный день, в конце этого, увы, неизбежного пути мы вовсе перестанем ощущать собственное тело, а наше белье пустят на тряпки. Голоса анонимных рассказчиков иронично повествуют об эпизодах освоения и познания собственного тела, об открытии его как элемента советской повседневности. Показательна их ирония: она отодвигает переживание неловкости и стыда в область повествования, отчуждает мучительный опыт от личности свидетельствующего. В сущности, речь ведь идет об опыте, который мог быть чьим угодно ≈ настолько он характерен.

Внимая анонимным рассказам и бесстыдно заглядывая в область телесного стыда ушедшей эпохи, мы сталкиваемся с иными, нежели известные нам, принципами эротики. Закономерности стыда и бесстыдства очень подвижны, они подталкивают к постоянному поиску новых средств. Разумеется, каждому поколению кажется, что именно оно по-настоящему открыло ╚эту╩ замечательную сферу ≈ но антропологический подход не позволяет следовать мифическому представлению, будто ╚в Советском Союзе секса не было╩. Свято место пусто не бывает. Всегда найдутся пути, которыми человеческая фантазия найдет подходящую конфигурацию эротической аппетитности и красоты, даже и стесненных условиях диктуемой идеями и вещами массовости и коллективности. Можно ведь и трофейные немецкие комбинации носить в качестве вечерних платьев.

Илья УТЕХИН

Хостинг от uCoz